Красный падаван - Страница 76

— Наконец–то Вы пришли в себя, Дмитрий Михайлович, — сказал военный, приглаживая упрямый светлый чуб и аккуратно присаживаясь на край койки, — не скажу, будто сюжет на ниточке висит, но с Вами, глядишь, полегче пойдёт.

— А что, собственно, пойдёт? Где я? — откашливаясь, осторожно поинтересовался Дмитрий Михайлович.

— Сейчас мы с товарищем Половинкиным изложим. Со спасителем Вашим познакомитесь, не возражаете? Порученец товарища Сталина.

— Порученец — ладно, пусть порученец. Хотя я по–прежнему не понимаю, откуда товарищ Сталин таких людей берёт.

— Не берёт, — покачал головой Рокоссовский, — делает.

Маслов снова фыркнул, расплёскивая чай.

— Людей не так делают, Константин Константинович, а знаешь как?..

Теперь фыркнул уже Рокоссовский.

— Именно так их и делают, — он помолчал, утрясая мысль, — а как ты говоришь — это только личинки получаются. Чтоб из личинки человек вылупился — работать надо, силу вкладывать и душу. Вот у товарища Сталина силы много, и души много. И он для народа ни силы, ни души не жалеет. Поэтому и удаётся ему из личинок людей делать.

Алексей Гаврилович с уважительной иронией крякнул:

— Эка загнул–то, загну–ул…

— А знаешь, что самое удивительное? — продолжал Рокоссовский. — Эта сила так устроена: чем больше отдаёшь — тем больше к тебе возвращается, вот какая штука.

— Так ведь не всякая личинка желает в человека, как считаешь? — задумчиво проговорил Маслов, как–то по–новому разглядывая своего комкора.

— Конечно, — согласился комкор, — бывает, ты её пытаешься в человеки — а она же тебя за это только сильнее ненавидит. Но тут уж ничего не поделаешь, личинка не всякая годится. Иную проще того… извините.

— Во, теперь дело говоришь, товарищ генерал, — одобрил ехидный начштаба. — А то развёл фанаберию: душа, сила какая–то, личинки… Бац — и готово.

— «Бац» нельзя. Иначе зачем всё?

— Что «всё»?

— Вообще — всё, — сказал Рокоссовский, широко разводя руками. Жест, несмотря на некоторую многозначность, получился каким–то очень определённым: было ясно, что сам генерал отлично представляет себе то, о чём говорит. Просто не считает нужным конкретизировать: не поймёт собеседник — значит, и разговор ему не шибко–то по рангу.

Маслов, конечно, понял.

— Теория красивая, Константин Константинович, — сказал он, подвигая поближе корзинку с нарезанным хлебом, — только фактов не объясняет.

— Ну, что–то ведь, наверное, объясняет?

— Что–то объясняет. Но не всё. Вот, например, удачливости этого лейтенанта — не объясняет.

Рокоссовский тоже взял ломоть и надолго задумался.

— Не знаю, удачливость ли это, — наконец произнёс он, — но что парень молодец — бесспорно.

— Слишком он молодец, не находишь? Как прям в книжке.

— Да полно тебе, Алексей Гаврилович, — легко рассмеялся комкор, — некое чутьё, что ли, отрицать не буду, а так — просто на своём месте человек.

— На месте, — иронически произнёс Маслов, — угу. Что в двадцати нет порученец у самого товарища Сталина — ладно, дело мятое–десятое. Это, может, опять–таки, в книжке какой хорошо быть порученцем, а в жизни ещё не известно — то ли удача да служебный рост, то ли как сказать.

— Начальство надо знать в лицо, — подтвердил Рокоссовский, — чтоб держаться подальше.

— Подальше — это только в Берлин.

Генералы засмеялись тихо, очень одинаково, как люди, связанные одной на двоих решимостью.

— Он и до Берлина доберётся, помяни моё слово, — заметил Маслов, — скажет Мясников: «а привези–ка, товарищ Половинкин, нам сюда Гитлера» — и ведь привезёт.

— Я Гитлера только что внизу видел, в конуре, — недоуменно отозвался Рокоссовский, но тут же сообразил, — а, ты про настоящего…

— Да наша–то псина тоже не особо игрушечная, — с затаённой досадой пробормотал начштаба, — но только я к чему… а, ну да. Вот вспомни: когда осназовцы первое орудие у немцев угнали, а артиллеристов ещё не было — Половинкин что сделал?

— Что? — заинтересованно спросил комкор, примеряясь к блестящему колечку краковской колбасы. Остро вспомнилась Родина.

— Мне тоже отмахни чуток. Спасибо, угу. Так вот. На следующий же день приволок этого пушкаря, как его, дьявола… Кхм, гым?..

Рокоссовский энергично кивнул, радуясь, что уже откусил от бутерброда: эту часть беседы можно было сачкануть. Он совершенно точно знал, что спасённого Половинкиным старшего лейтенанта звали Гхмертишвили, но старательно избегал попыток поименовать чернявого артиллериста вслух.

Маслов ещё некоторое время похмыкал, но всё–таки сдался.

— Ну бог с ним, с дьяволом. В общем, приволок. Ладно бы единичный случай — так по другим ВУСам та же история. Кого надо, того и приводит. Ты заметил, что Мясников его уже никуда специально не направляет? Даёт примерно задание — и сам следом с бойцами. Потом — схроны эти, на переправе, в лесу. А кухни полевые? Да и хлебушек, кстати… Ведь как знает, куда идти.

— Чутьё, — снова предположил комкор, подбирая с ладони хлебные крошки, — знаешь, как у грибников бывает.

— Бывает, да, — с сомнением протянул Маслов, — только товарищ Карбышев на гриб не очень–то похож. Ты помнишь, как задачу ставил?

— Не ставил, — возразил Рокоссовский, — я просто сказал, что с импровизированной фортификацией мы долго не протянем, мол, нужен толковый инженер.

— Ты толковей Дмитрий Михалыча знаешь кого?

Генерал–майор задумался.

— Если и знаю, то здесь их нет.

— И я не знаю, — согласился начштаба, — а мальчишка именно его привозит, причём практически живого. Объяснишь?

— Имей совесть, Алёша, — в голос уже засмеялся