Красный падаван - Страница 74

Ну да деваться некуда: главное, что патроны есть. ДТ пулемёт прожорливый, но на то он и пулемёт. Будет у «бетешки» лишний довод супротив фашистской гадины. Тем более, народ в пополнении, кажется, боевой.

Да и командир у них Коле понравился сразу.

Половинкин оглянулся.

Высокий генерал–майор, которому Мясников готовился передать командование, стоял на залитом солнцем взгорке, задумчиво рассматривая уходящую вдаль дорогу из жёлтого дюрапласта — первую взлётную полосу их нового аэродрома.

— Никак нет, товарищ Сталин, положили листы прямо поверх гати.

— Неужто на заклёпках? — недоверчиво вмешался в разговор нахальный Судоплатов.

Берия покачал головой:

— Склеили.

— Да быть того не может.

— Есть многое на свете, — сознавая неуместность собственной улыбки, процитировал Лаврентий Палыч, — Патон по этой же технологии сейчас танки клеит на сто восемьдесят третьем. Только он использует термин «диффузионная сварка», для солидности.

Судоплатов заёрзал в кресле. Рабфак ГПУ — это всё–таки маловато для глубокого понимания некоторых принципов молекулярной физики.

— Диффузия…

— Ну, товарищ Судоплатов, — сказал интеллигентный Берия, — в целом–то Вы, разумеется, правы. Однако диффузия же не только в газах имеет место. Просто в твёрдых веществах она очень медленно протекает. А технология союзников позволяет металлы друг в друга диффундировать, во–первых, быстро, во–вторых, почти при комнатной температуре. Полимерный слой испаряется, а молекулы металла перемешиваются так, что даже шва как такового не остаётся. Вот товарищ Патон предоставил докладную записку с обоснованием.

— А вот как насчёт мы с товарищем Стариновым… — начал было Павел Анатольевич, жадно заблестев глазами, но вмешался Сталин.

— Спасибо, товарищ Судоплатов. На ознакомление с запиской у Вас сорок пять минут. Товарищ Поскрёбышев проводит.

Он дождался, пока уйдёт разведчик, повернулся к Берии. Нарком молчал, не решаясь сразу сменить тему разговора. Сталин быстро листал бумаги.

— Значит, аэродром. — произнёс наконец Иосиф Виссарионович, откладывая папку.

— Так точно, аэродром. Товарищ Рокоссовский утверждает, что союзники гарантируют возможность принимать и отправлять самолёты типа ТБ–3. С доработкой и увеличением длины полосы — даже ТБ–7.

— Даже так… — задумчиво произнёс Сталин, — сколько мы выигрываем?

— Сложно сказать, товарищ Сталин, тут не только в географии дело — над Балтикой производство полётов значительно проще. Я бы скорее ставку сделал на аэронавигационное оборудование союзников. Если организовать ночные бомбёжки, то до момента эвакуации…

— Эвакуации? — переспросил Иосиф Виссарионович.

Нарком несколько растерялся.

— Так точно, эвакуации лагеря.

— Мы не будем сворачивать лагерь.

— Насколько я понял, — сказал Берия, — предполагалось вывезти союзников и их аппарат при первой возможности.

Сталин медленно облокотился о край стола. Черты его обычно доброго и спокойного лица показались Лаврентию Палычу неожиданно резкими.

— Союзники, — жёстко произнёс вождь, указывая мундштуком трубки на развёрнутую перед ним карту Белоруссии, — на то и союзники, чтобы разделять с нами тяготы и лишения общей войны. Они имеют техническую возможность покинуть лагерь в любой момент, но не предпринимают этого шага. Мы высоко ценим военное сотрудничество с Империей. Мы не будем сворачивать лагерь в тылу врага.

Соратники помолчали.

— Товарищ Сталин, — осторожно спросил нарком, — лагерь предполагается использовать для решения известного Вам вопроса?

Сталин вскинул на него острый взгляд. Тут же опустил веки, неожиданно скупо улыбнулся:

— Я благополучие всей страны на жизнь одного солдата не променяю.

Лаврентий Палыч подумал, что подобные решения не принимают за пару дней. И не собственным сыном, захваченным в плен в бою под Лиозно, жертвует Сталин. Гораздо большим жертвует Сталин.

А ещё Лаврентий Палыч подумал, что сегодня же плотно пообщается на эту тему с майором Мясниковым.

Потому что если товарищ Сталин ради страны жертвует всем, что у него есть, то и страна имеет полное право сделать для товарища Сталина всё, что в её силах. Даже вопреки его собственной воле.

Глава 23. Благородный разбойник Коля Половинкин

Было ясно, что он в плену.

Шесть недель тяжёлого похода на восток, наспех связанный плот, на котором он с товарищами всё–таки сумел перебраться на правый берег Днепра. Потом пулемётный огонь, оглушающе близкий разрыв немецкой мины. Окровавленный лоб Сухаревича, что–то кричавшего ему прямо в лицо. Комья земли, медленно падающие как будто сразу со всех сторон. Потом темнота.

И пробуждение.

Генерал снова осторожно огляделся. Да, сомнений не оставалось.

Главное, дело было даже не в удивительной, какой–то подчёркнутой стерильности обстановки. Гигиенические стандарты медицинских частей Красной армии всегда были много выше немецких: европейцы — они ж и так чистые, чего им лишний раз осквернять себя умыванием. Потому и косила благородных сынов Рейха плебейская дизентерия, целыми дивизиями косила.

Можно было предположить, что его вывезли в глубокий тыл — генерал–лейтенант, доктор военных наук, профессор… как ни крути, ценный кадр для любой стороны.

Но нет, помещение, где он пришёл в себя, казалось не столь чистым, сколь выхолощенным, бездушно и безразлично пустым, лишённым того неуловимого нестроения, которым всегда проявляет себя настоящая жизнь, даже, — и особенно, — в госпиталях. От этой мёртвой чистоты хотелось немедленно сбежать.