Красный падаван - Страница 9

А товарищ Сталин — один.

Ну ведь просто же никто не поверит, когда он будет рассказывать, как спас товарища Сталина от сварщика–диверсанта, а товарищ Сталин ему за это, может быть, даже пожал руку.

И до того ото всей этой катавасии обалдел Коля, что не мог потом вспомнить ни как шёл по коридору, украдкой ощупывая дубовые панели со вставками из карельской берёзы, ни проверявшую его охрану, ни доброе лицо товарища Поскрёбышева, как раз протиравшего синей бархоткой умную лысую голову.

Восстанавливаются Колины воспоминания вот с какого эпизода.

Стоит, значит, он по стойке смирно в кабинете товарища Сталина и смотрит на стол. На столе — телефон, графин, пепельница, всякие такие полезные вещи. И, кстати, чай с бутербродами. А в центре стола — тот самый маленький сварочный аппарат, которым диверсант на площади размахивал.

За столом кругом сидят товарищи Меркулов, Абакумов, Берия… господи, Берия!.. какой «господи», я же комсомолец… ещё какой–то незнакомый генерал–лейтенант с цепкими глазами…

И вот тут сержанта госбезопасности, что называется, «отпустило».

Потому что смотрел он прямо на товарища Сталина, а товарищ Сталин улыбался в усы, и понимал Коля, что нигде, никогда, ни за что не случится в честной его жизни ничего более важного. И даже если придётся отдать честную его жизнь за социалистическое Отечество, и если вдруг бог на небе всё–таки есть, и если Коля вдруг вознесётся на небо — даже там, на небе не увидит Коля никого главнее товарища Сталина.

Тут товарищ Сталин снова указал ему на стул, и только Коля Половинкин выдохнул и собрался наконец присесть, как знакомые подружки–иголочки остро и беспрекословно упёрлись ему в виски. Как–то совсем нехорошо упёрлись.

Из приёмной послышался металлический хруст, крики и звук падающих тел. Что характерно, падали эти тела не на пол, скорее, разлетались по стенам и даже, вроде бы, к потолку.

Первым среагировал незнакомый генерал–лейтенант. Подобравшись и хищно ощерившись, будто раскусил негодную цукерку, он прыжком занял позицию справа от двери. Одной рукой нашаривал он кобуру, да кобура была пуста; другой отмахнулся за спину, мол, не спи, укрывай! Абакумов с Меркуловым двигались тоже, и Берия, сидевший ко входу спиной, неудобнее всех, разворачивался вместе со стулом, на одной ножке.

Товарищ Сталин по–прежнему стоял с нераскуренной трубкой в руке. Он не казался напуганным, ни даже взволнованным. Он казался довольным.

Коля мимолётом поразился выдержке вождя, подхватил со стола тяжёлую пепельницу; в другую руку будто сам собою прыгнул маленький сварочный аппарат. Коля не знал, зачем: пепельница–то для броска была явно пригоднее.

Вопли в приёмной стихли. Умная лысая голова товарища Поскрёбышева просунулась было в кабинет, раскрыла рот — да так и сгинула обратно вместе с половинкой крепкой, тяжёлой дубовой двери. Вторая половина взорвалась ворохом древесной трухи, засыпая кабинет опилками. Бронзовые петли качнулись ещё раз и застыли, роняя гнутые шурупы.

На пороге возвышалась огромная чёрная фигура в блестящей каске, тёмном матовом нагруднике и длинном широком плаще. Руки и ноги пришельца покрывали перчатки и сапоги из плотного каучука, вроде автомобильных покрышек.

Подробнее Коля рассмотреть не успел, потому что опомнившиеся генералы не сговариваясь оттянулись ото входа и как–то сами собою выстроились в тонкую линию между гигантом и товарищем Сталиным.

Гигант медленно повернул голову, и Коля понял, что вместо лица у пришельца маска со жвалами и круглыми глазами, как у огромной вши с агитплаката «Красноармеец! Берегись тифа!». Маска теперь смотрела прямо на Колю.

«Ещё один сварщик, бригадир, наверное» — подумал Половинкин, поспешно вставая в шеренгу с начальством.

«Занятные лампочки на груди» — подумал Берия, вспоминая электрические счётные устройства профессора Лебедева.

«Какой типаж для пьесы про инженера!» — подумал Меркулов, мысленно прикидывая сюжетец.

«Здоровый шкафчик, ну да не таких роняли» — подумал Абакумов, незаметно разминая трицепсы.

«Жаль, нет ледоруба хотя бы» — подумал Судоплатов, да кто ж с ледорубом ходит к Сталину.

— Присаживайтесь, товарищ, — сказал Сталин, указывая на стул.

Часть II. Заземление

Глава 4. Первое правило Кирхгофа

Старкиллер молча страдал, отвернувшись к стене и уткнувшись лбом в твёрдый холодный пластик койки. Действие веществ, которыми его напичкали сразу после неудачной попытки проникнуть в крепость местных неправильных ситхов, понемногу заканчивалось. В голове прояснялось, тошнить уже не тянуло. Но унижение–то никуда не делось.

Унижение было чудовищное.

Старкиллер не был ни мыслителем, ни визионером, не обладал сколь–нибудь достаточным для глубоких онтологических выводов жизненным опытом. Он был убийцей, очень хорошим убийцей. Может быть, одним из лучших, и твёрдо собирался стать лучшим. Он чувствовал, — он всегда чувствовал, — угрозу и устранял её. Под угрозой, — в широком смысле, — понимался источник любого нежелательного возмущения в Силе, потому что единственным носителем Силы в Галактике должен был быть его господин, Лорд Вейдер. Может быть, ещё Император Палпатин, но тут юноша не был так уж уверен — Императора он не знал и обязан ему не был ничем. А Вейдер… Вейдер заменил ему родителей. Он спас Старкиллера, когда тот ещё не носил своего грозного имени, от нападения подлых мятежников. Он воспитывал его, учил сражаться и владеть Силой. Вейдер, рискуя собственным положением и, вероятно, жизнью, берёг его от шпионов Императора, укрывая сперва на отдалённых планетах и лунах, наконец, на величайшем боевом корабле в истории, — возможно, более мощном, чем легендарный «Вилн», — собственном флагмане — «Палаче». Это был немалый риск: сеть агентов Императора раскинулась по всей Галактике, никто не мог чувствовать себя в безопасности даже в глубоких трюмах ещё не достроенного линкора.