Только бабу пар поднимает, а «Тень» товарищ инопланетянин из трясины выковыривать собрался непонятно чем. Силой мысли, наверное.
Коля очень уважал силу мысли, но результата пока не наблюдалось. Не смог Старкиллер поднять самолёт из болота.
— Ничего, — сказал Половинкин, — потом подымешь. Мы ж все на нервах щас.
Нервы понемногу отпускали, неудержимо клонило в сон. Ночью вздремнуть не удалось: подвиги и приключения, приключения и подвиги…
В герои Коля как–то уже не рвался — да что поделать, такая работа. Он сполз с пригорка, в двух словах обрисовал Куравлёву ситуацию. Снова наказал беречь Юно. Умный майор только кивнул, о возможности иного варианта спрашивать не стал. Коля на прощание махнул рукой Бибикову с Федотовым, последний раз проверил снаряжение и, пригнувшись, двинул вправо, рассчитывая пробраться к инопланетным союзникам по болоту. Старкиллер отправился влево, вдоль просёлка, и, наверное, не дошёл. Как предстоит договариваться с десантниками, Коля не очень задумывался: надеялся, что паролем послужит имя товарища Вейдера, затем пригодится серёжка–толмач.
Темнело быстро. Под ногами начинала хлюпать грязь. Он успел пройти ещё метров двадцать, как в голове заворочались иголочки, и по глазам ударили несколько вспышек подряд, ещё более ярких, чем разрыв предыдущей гранаты. Коля машинально упал на влажную землю, но тут же выхватил свой ТТ и прополз между низкими кривыми деревцами.
Картина внизу, на краю болотца, поражала воображение.
До этого момента опушка леса, где скрывались космические десантники, отстреливалась несуетно, в пару–тройку стволов. Казалось, будто бойцов совсем мало, и они не в силах отогнать немцев с поля боя. Конечно, и себя стрелки в обиду не давали, пусть только за счёт удачно занятой позиции, а также превосходства в вооружении. Но ведь любую позицию можно обойти, любую малую группу подавить численным превосходством, а у любого сколь угодно совершенного оружия рано или поздно заканчиватся боезапас. В конце концов, по просёлку можно подогнать танк или хоть орудие и сравнять с землёй всю эту колючую рощицу вместе с такими упрямыми её защитниками. Поэтому–то всяким диверсантам–партизанам настоятельно не рекомендуется вступать в длительные столкновения с регулярными частями, это Коля точно помнил. Как говорил у них в училище старшина Вороватов: подошёл, в душу клюнул — и тикай, паря.
И тут вдруг выяснилось, что космических стрелков совсем не такая чуть, как показалось сперва. Окопавшихся немцев как–то очень сразу засыпали яркими гранатами, которые хоть видимых повреждений не наносили, да и осколков вроде не давали, зато зрение фашистам отбили напрочь. Продолжай Половинкин наблюдение — сейчас бы тоже тряс головою, пытаясь проморгаться. А так он с постепенно нараставшим удовольствием наблюдал, как с опушки в растерявшихся гитлеровцев понеслись разноцветные всполохи сразу пяти или шести лучей смерти. Со стороны дороги убедительным фланговым огнём работали ещё несколько стволов.
Неяркие пухлые чёрточки резали тёмный воздух. Стрелки больше не меняли позиций. Коле казалось, что для по–прежнему невидимых десантников это не война и даже не охота — десантники работали с каким–то высокомерным равнодушием, словно в тире, когда целью отстрела является вовсе не проверка меткости стрелка, но оценка живучести оружия. Лучи смерти молотили размеренно и безразлично. Насколько мог видеть Половинкин, почти каждый всполох настигал цель. Было ясно, что инопланетный осназ прекрасно ориентируется в темноте.
Что ж тянули–то, с досадой подумал Коля, давно б фашистов порубали.
С наступлением ночи гитлеровцы непроизвольно скучковались поближе друг к другу, спасаясь от грозного мрака иллюзией человеческой близости. Теперь это сослужило им дурную службу: огонь наших оказался слишком плотен и точен, чтобы можно было хоть что–то ему противопоставить.
Немцы, — вот всё–таки вояки, — наконец опомнились. Защёлкали редкие винтовочные выстрелы — в убийственную темноту, наугад. Стрелков тут же срезали прицельные всполохи. Маленькие чёрные фигурки тлели, корчились и затихали на сырой земле. Голосистый командир пытался что–то кричать, но надсадный визг быстро оборвался хрипом.
Бесцельно отстреливаясь, стремительно вырезаемые немцы откатывались к краю болота. Правда, несколько фашистов попытались было взобраться по пригорку, за которым скрывались красноармейцы и Юно, но сосредоточенный огонь быстро убедил их отказаться от безнадёжной затеи: на голом склоне укрыться было и вовсе негде. Коля сообразил, что Старкиллер всё–таки дошёл, и сейчас десантники точно знают, где скрывается их отряд. Потому, значит, и зашустрили только теперь — ждали союзников. Осталось убедиться, что несколько гитлеровцев, побросавших оружие и улепётывающих по неглубокой трясине, не успеют уйти достаточно далеко, чтобы рассказать командованию подробности странного ночного боя.
Двое недобитков, освещаемые редкими всполохами, вприпрыжку, разбрызгивая грязь, скрывались за одним из массивных коротких крыльев криво лежащей «Тени». Коля подумал, что за такой многотонной махиной достать их будет уже сложновато — могут и уйти, но тут за самолётом что–то пронзительно запиликало, и болото озарилось пульсирующим зеленоватым светом. Через несколько секунд всё стихло, и как–то сразу стало ясно, что эти двое немцев уже никуда не убегут и никому ничего не расскажут.
«Хорошо, что я дотуда не дошёл», подумал Коля, усаживаясь на относительно сухой клочок земли и убирая в кобуру так и не понадобившийся пистолет. Руки слегка дрожали. Не от страха, конечно: Советский человек ничего не боится.