Сталин снова усмехнулся.
— Нет, на это я пойти не могу. Здесь поскучаю.
Волынское, где располагалась Ближняя дача, действительно было местом тихим. Но Сталин лукавил — скучать было некогда. Каждый рабочий день нынешнего, 1941 года, был до отказа заполнен работой. Выходные, впрочем, тоже. Темп был взвинчен уже сверх всякой меры: Сталин чувствовал, — он всегда чувствовал, — и потому загонял себя. Во второй половине июня Сталин серьёзно простыл, температура больного подскакивала почти до сорока, и Бориса Сергеевича просили не отлучаться из Москвы. Вот и этот вечер субботы, похоже, пропал.
Профессор ещё некоторое время пытался скандалить, по старой «ушной» привычке щёлкал пальцами — но что он мог поделать. Уже на выходе из комнаты он столкнулся с двумя весьма озабоченными военными авиаторами в чинах. Все штатные атрибуты неизбежности и неотложности были на месте: кожаные папки, блестящие сапоги и суровое выражение мужественных лиц. Рядом с военными маялся какой–то штатский с умным насмешливым взглядом. Неодобрительно покачав головой, добрый доктор направился к выходу. Люди Власика уже подогнали машину.
Сталин отхлебнул чаю с лимоном, огладил усы и снова вчитался в бумаги. Читать было трудно, — кидало в жар, голова пухла и вроде бы даже потрескивала, — но надо было читать, надо было думать. Из представленных фотографий невозможно было понять ничего, да и торопливая пояснительная записка оставляла больше вопросов, чем ответов.
— Почему Вы, а не кто–то из астрономов? — остро спросил Сталин.
Михаил Клавдиевич Тихонравов, уже тогда знаменитый конструктор, автор проекта «Ракеты 09» — первой в СССР взлетевшей ракеты на жидком топливе, сидел за столом напротив Сталина. Военные расположились по бокам от ракетчика — сольную партию сегодня играл он.
— Да я, собственно, здесь случайно оказался. У нас постановление о серийном производстве ожидает подписания, ракета М–13 и боевая машина, Вы знаете.
— Всё будет подписано. — ещё бы Сталин не знал про «Катюшу», — Получит Флёров свою батарею. Продолжайте.
— И меня вот товарищи в Наркомате нашли и попросили сделать экспертное заключение. — Товарищ слева коротко кивнул, товарищ справа приосанился. — Мы всё посмотрели, запросили снимки в Кучинской обсерватории. Это они первые зафиксировали… объект. Пулково тоже устойчиво наблюдает, и в Томске подтверждают.
Тихомиров вздохнул и продолжил.
— Объект искусственного происхождения, сомнений нет. Форма регулярная, и мы наблюдаем самостоятельное свечение.
— Это может быть сверхвысотный аэростат?
Учёный замялся, но честно признал:
— Мы не знаем, что это за объект. Но не аэростат: на такой высоте от земли атмосферы уже нет. У меня в книге «Ракетная техника» про это подробно…
— Я прочитаю. — пообещал Сталин, делая пометку. Он действительно читал очень много и очень быстро, и собирался выполнить обещание. Но не сейчас.
— Объект находится на синхронной… геосинхронной орбите, — поправился ракетчик, — висит точно над Москвой.
Сталин неприятно нахмурился.
— Мы подняли звено истребителей, товарищ Сталин. — быстро сказал авиатор слева.
— И звено бомбардировщиков, товарищ Сталин. — быстро сказал авиатор справа.
— Зачем? — изумился товарищ Сталин.
— На всякий пожарный.
— Значит, бомбардировщики…
Иосиф Виссарионович задумчиво отхлебнул чаю.
Авиатор слева отхлебнул чаю. Авиатор справа отхлебнул чаю. Михаил Клавдиевич подумал и тоже на всякий случай отхлебнул чаю.
— Всё–таки ракета? — задумчиво спросил Сталин. — Какая–то из иностранных держав смогла запустить ракету, с бомбами на борту.
— Не могла, товарищ Сталин, — убеждённо ответил учёный. — Никто не мог.
— Вы что же, товарищ Тихомиров, полагаете, будто ваш Ракетный институт невозможно обогнать в данном вопросе? — раздражённо проговорил Иосиф Виссарионович. — Винклер в Германии запустил ракету на жидком топливе ещё в тридцать первом году. На два года раньше вашей ГИРД! У немцев же работает Герман Оберт, у американцев — Роберт Годдард. Вы, ученики Циолковского, возомнили себя впереди всех, а теперь выясняется, что у кого–то есть возможность угрожать бомбовым ударом нашей столице.
Авиатор слева отхлебнул чаю. Авиатор справа отхлебнул чаю. Михаил Клавдиевич сглотнул.
— Иосиф Виссарионович, — тихо сказал он, — этот объект не мог запустить никто на Земле. Его наблюдаемая длина — не менее десяти километров, и это самая осторожная оценка. Методов для измерения массы объекта у нас нет вовсе.
Сталин откинулся в кресле. Взял со стола трубку, повертел в руках, положил на место.
— Собирайтесь, товарищ Тихомиров. В Кремль поедем в моей машине.
Сержант государственной безопасности Коля Половинкин стоял на Красной площади с букетом нежно–розовых лилий и чувствовал себя полным дураком. Он торчал тут уже битых полтора часа, несколько раз прошёлся до метро и обратно, съел три порции ароматного эскимо в хрустящей бумажной обёртке, даже полюбовался, как в Спасские ворота проезжают сразу пять больших чёрных авто, а потом ещё много авто поменьше, но тоже чёрных; в общем, помирал со скуки.
Хорошая девушка из общежития МИИТ, назначившая свидание перед Историческим музеем, оказалась вовсе не хорошей, а дурной. Даже, наверное, немного порочной, как аромат вот этих самых лилий. Наверное, теперь с подружками хихикает над простоухим сержантиком, которого так удачно провела. Или, — хуже того, — сидит в общежитии за накрытым ситцевой скатертью столом и учит какую–нибудь глупую тригонометрию с каким–нибудь глупым брюнетом.