Красный падаван - Страница 14


К оглавлению

14

— Да, господин.

— Ты заверишь его, что Империя в полной мере выполнит свои обязательства. Мы вступаем в войну на стороне Державы СССР.

На самом–то деле, война началась много раньше даже артобстрела Советской территории. Диверсионные группы, — знаменитый «Бранденбург–800», — были заброшены и приступили к действиям за несколько дней. А вечером 21 июня немецкие минные заградители вышли из финских портов, чтобы выставить мины на Балтике. Упрямый архангельский мужик, адмирал флота Николай Герасимович Кузнецов необходимость в проявлениях героизма среди рядового состава всегда полагал следствием скверной работы командования. Поэтому невеликий Советский ВМФ готовился к войне, как к работе, и встретил нападение организованно и эффективно, не испытав потерь в кораблях и морской авиации. Но исход схватки двух теллурократий решался на суше, многим морякам пришлось геройствовать на берегу.

Лётчикам повезло немногим больше: умирать и убивать за Родину можно было согласно ВУС, стратегического превосходства германская авиация не имела нигде.

Но немцы и не делали ставку на стратегию, их козырем в этой войне была тактика. План «Барбаросса» предполагал стремительное продвижение на территорию СССР по путям наименьшего сопротивления, иссечение коммуникаций, деморализацию личного состава, быстрое окружение разбитых частей и уничтожение их в котлах. Разработчик плана, генерал Фридрих Паулюс надеялся всего за пару–тройку месяцев так перемолоть РККА, чтобы продолжение войны оказалось для России невозможным. После этого геноцид русских, белорусов и малороссов превратился бы в существенно более простое и весёлое занятие.

Артподготовка и авианалёты начались ночью, в половину четвёртого.

Ещё через полчаса Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел Германии, высокомерно дёргая подбородком, объявил Советскому послу Владимиру Георгиевичу Деканозову о начале войны. Ещё через полтора часа Фридрих–Вернер фон дер Шуленбург, германский посол в Москве, с тяжёлым сердцем, — он всегда был противником войны с СССР, — сделает такое же заявление. К тому времени бои шли практически по всей протяжённости границы, хотя решительные наступательные действия предпринимались лишь на нескольких участках.

Вместе с Германией в войну против СССР вступили Италия и Румыния. На следующий день — Словакия. Финляндия изготовилась к началу военных действий 24 июня, по указке из Берлина; Венгрия объявила войну 27 июня. «Голубая», как меч правоверного джедая, испанская дивизия вступила в крестовый поход уже позже, в сентябре.

На юге рыпнулись было румыны, но быстро получили по сусалам. Только позже, уже к осени 1941 года мамалыжники соберутся оккупировать занятую для них трудягами–немцами Молдавию и радостно приступить к выполнению своей части плана по геноциду Советского народа.

Но юг пока держался, основные удары были направлены севернее.

3–я танковая группа генерала Германа Гота в составе Группы армий «Центр» под началом Федора фон Бока атаковала Литву. 9–я армия за два дня упорных боёв, в лобовом наступлении преодолев сопротивление Советской 3–й армии, заняла Гродно. 4–я армия фельдмаршала Клюге подрезала Белостокский выступ, к 24 июня заняв Бельск.

Веселее всего было в Бресте. 2–я танковая группа генерал–полковника Гейнца Гудериана атаковала 4–ю армию РККА. Фактически, организованное сопротивление защитников города было сломлено всего за несколько часов. Но история Брестской крепости на этом не закончилась; она только начиналась.

Нельзя сказать, будто Советские войска не предпринимали попыток контрнаступления. Бои в Белоруссии шли жесточайшие. Но в каждом бою кто–то побеждает, кто–то проигрывает. В тот раз победили немцы.

Поражение РККА казалось настолько чудовищным, что любая другая армия прекратила бы своё существование, забирая с собою в небытие и страну, и народ. Вот только Россия слабо похожа на любую другую страну.

В совсем ином мире, много лет спустя великий воин Иван Никитович Кожедуб, совсем тогда уже старый, с ненавистью глядя на бесноватое стадо в зале, сказал бы с трибуны Верховного Совета: «Русские всегда побеждают». В той истории, в том Совете русские были в явном меньшинстве, и зал встретил его слова визгом, свистом и бесстыдным обезьяньим улюлюканьем.

Но это было в той истории. Наша пошла совсем иначе.

Новая, повышенной прочности дверь в кабинет Председателя Совнаркома в этот день практически не закрывалась. Сейчас напротив Сталина сидел единственный посетитель — Вячеслав Михайлович Молотов, Народный комиссар иностранных дел СССР, член Центрального Комитета ВКП(б). На экстренном заседании Политбюро Сталин наотрез отказался читать радийное обращение к Советскому народу, мотивируя это неясностью ситуации. Он всегда был осторожен — понимал, каким мощным управляющим воздействием могут оказаться неудачные или просто неосторожные слова. Сейчас к этой осторожности добавилось знание о новом козыре в колоде.

Конечно, сохранить в полной тайне факт сношений с инопланетной силой было невозможно. Однако Молотов точной информацией не обладал, как не обладал и достаточной фантазией, способной заменить факты. Он всегда был просто добросовестным исполнителем.

Утирая с широкого лба нервный пот, Молотов снова попытался убедить Сталина:

— Иосиф Виссарионович, выступать должен ты. Что народ подумает?

Сталин сделал нетерпеливое движение рукой и повторил:

— Вячеслав, речь будешь читать ты. Я всё ещё простужен, послушай мой голос. Нельзя допустить, чтобы Советские граждане решили, будто товарищ Сталин напуган или растерян.

14